Леонид Леванович - Беседь течёт в океан[журнальный вариант]

— Не все буслы улетели в теплые края. Один остался, — широко улыбнулся Данила, поднимая чарку золотистого ароматного зелья. — Ну, с праздником Октября! Дай Боже дожить до его столетия!

— Ну, ета правильно. Смотреть надо вперед. И дальше, и выше. Как в районке про ета пишут каждый день, — поднял свою чарку старый Сахута.

Андрей налил немножко маме и Марине.

— Ой, сынок мой дорогой. Мне капельку. Ета много. В голове шумит, как в котле. Кипит там нешто постоянно.

— У нее давление, Андрей. А ты налил столько, — подхватилась Марина, вечный хранитель здоровья родителей и соседей.

— Коньяк и пьют для того, чтобы нормализовать давление. Поднять настроение. Так что, мама, не боись, пей смело, — весело убеждал сын.

Выпили, закусили. Матвей Сахута решил сразу же прояснить ситуацию: поездка на ярмарку не выходила из головы.

— Ты же завтра едешь в Саковичи на кирмаш? — спросил он у Данилы.

— Едем. Ты с нами, Марина? Мой «газон» в ремонте. Но грузовик крыт брезентом. Со свинством в Андрееву карету не с руки.

— Почему? Можно. В багажник положим. Если и дадут малость аромату, пока доедем до Минска — выветрится, — не соглашался Андрей.

Матвей Сахута не любил долго сидеть за столом, не любил чаркованья и обильного угощения. Беседа тогда безладная, чаще всего пустая, а он во всем уважал порядок.

— Ну что, детки. Вы посидите, погомоните. А я пойду по хозяйству…

Андрей хорошо знал характер отца, потому не возражал, а Даниле захотелось задержать старика:

— Посиди, Денисович. Хозяйство у вас небольшое.

— Оно так. Хозяйство малое. Но курицу и ту надо накормить, напоить. Любая живность требует внимания, заботы.

…Еще затемно в Саковичи со всех сторон шли и ехали покупатели и продавцы, словно их притягивал магнит. Шли и просто любители потолкаться среди людей, выпить на копейку — повеселиться на рубль. Как весной отовсюду стремится вода в Беседь, так этим хмурым, холодным ноябрьским утром тянулся окрестный люд на ярмарку. Ехали на телегах, на грузовиках, крытых брезентом, на еще довольно редких «Москвичах» и «Запорожцах». А на «Волгах» ездило только начальство.

На шикарном автомобиле ехал и Матвей Сахута. И сидел впереди, рядом с водителем — так распорядился сын, а сам сел сзади, где устроились Петро и Ева. Матвей чувствовал небывалый прилив гордости: он едет на шикарной машине, которая возит по Минску его сына, высокого партийного начальника. Сын как-то сказал: в его районе около пятнадцати тысяч коммунистов, а это целая дивизия. Значит, его сын — партийный генерал. Когда ехали по Хатыничам, старик пожалел, что еще темно: мало кто увидит, как он едет на «Волге», будто представитель района. Выехали рано, потому что поросят разбирают быстро — самый ходовой товар на ярмарке.

— Помнишь, Петро, как в вашей хате отмечали праздник Октября? — спросил Андрей. — Жители нескольких домов собирались…

— Помню.

— Это был сорок девятый. Почему так помнится? Марина купила мне первые в жизни ботиночки. Они были зеленого цвета. А то ведь босиком бегали до снега. И в школу босиком ходили.

— В школу босиком? — с недоверием спросила Ева. — Неужто было?

— Было. Андрею повезло. А я и в четвертый класс ходил босиком. Хотя отец был лесником, денег не хватало.

— Дядька Матвей, вы помните, как в нашей хате отмечали Октябрьские праздники?

— О, давно тое было, — старик почесал за ухом, будто чтобы лучше слышать и вспоминать. — Вы с Андреем еще пацанами были.

— Я помню все, как сейчас, — оживился Петро. — Вы речь держали. Ждали председателя Макара Казакевича, а его нет и нет. Тогда дед Гылигор поднимается: «Дос дожидать. Сами с вусами. Я — старейший стахвановец, Мацвей Денисович — член правлення. Наливайте стыканы!» О, мы уже приехали!

Тем временем рассвело. Метров за сто от площади стояли подводы с выпряженными лошадьми, грузовые машины с открытыми задними бортами. Здесь уже шла бойкая торговля. Народ все прибывал. Возле возов мычали коровы, в ящиках визжали поросята.

— Может, здесь приткнемся? Возле этого «козлика», — предложил Матвей, когда остановились у обшарпанного газика.

— Батя, хочу тебе купить сапоги. Кирзовые или резиновые? А может, хромовые? Выбирай, — обнял отца Андрей.

— Нет, сынок. Не надо. У меня всякой обуви на три пятилетки.

— Маме, может, платок? А что Марине?

— Матери ты навозил столько платков, что куфар не закрывается. Моль ест. Купи что-нибудь жене, детям. А я хочу поросяток. И медку пару килограммов. И ты своим купи. У нас мед дешевей и смачней, чем в Минске.

Петро с Евой исчезли в толпе. Андрей пошел с отцом. Довольно просторная площадь была полна людей. Куда ни глянь — всюду продавали яблоки: восково-золотистые антоновки, краснобокие, как снегири, штрифели, душистые груши. С грузовиков продавались сапоги, пальто, куртки, костюмы. Андрея заинтересовала красивая кофта, белая, с оригинальным узором на груди.

— Откуда привезли? — спросил у продавщицы.

— С Брянщины. Из Новозыбкова. Кофта теплая.

— Но маркая, белая. Быстро пачкается, — с практическим, деревенским подходом оценил кофту отец.

Часам к десяти покупки были сделаны. Еве кофта понравилась, с ее благословения Андрей купил подарок для жены. Купили меда, в мешке трепыхалась пара поросяток. Эта покупка особенно обрадовала старого Матвея и Марину: есть прибыль в хозяйстве, будет сало и мясо.

Ярмарка достигла своего апогея. Все, кто хотел, отоварились, но расходиться было еще рано. К десяти часам Андрей отыскал книжный магазин — небольшой кирпичный домик, построенный, видимо, недавно. Толкнул дверь и оказался в небольшом зале. Полки вдоль стен были уставлены книгами, лежали они и на столах. Справа у входа за столиком сидел Долгалев. Он тяжело поднялся навстречу, обнял своего земляка и коллегу. Из дальнего угла зала шел Микола Шандобыла, грузный, краснолицый, гладко выбритый. Худощавый, подтянутый Андрей выглядел куда моложе местного руководителя советской власти.

— А Петро где? — спросил Микола.

— Сейчас подойдет. Он с женой, потому и опаздывает. Кто ходит один, тот никогда не опаздывает.

— Сейчас придут председатель сельсовета и руководитель колхоза. Они обещали угостить нас чаем. А вот и Петро. Наша телезвезда, — Шандобыла широко развел руки для объятий.

Обнялись. С Евой Долгалев расцеловался, похвалил ее, что не ленится приезжать на родину мужа, вспомнил, что виделись на юбилее Сыродоева.

— Касьянович, не удивляйтесь. Ева — моя лучшая половина.

— Где же твоя худшая половина?

— Худшая в отставке. Первая жена — пробная. Вторая — настоящая, — весело шутил Петро. И Ева улыбалась, как стюардесса с аэрофлотовского плаката.

— Что ж ты раньше об этом не сказал, дороженький мой? А то я с одной сорок лет мучаюсь, — хохотал Долгалев.

— Не скажи, Касьянович. Если б ты сильно мучился, то вряд ли выдержал бы. Твой характер я знаю. Да и Семеновну твою тоже. Я, мужики, думаю так: лучше менять любовниц, чем жен, — авторитетно заметил Николай Шандобыла.

— Не слушай его, Андрей Матвеевич, — замахал руками Долгалев. — Он намекает на секретарш. Советую их не трогать. Служебный роман для нашего брата — это бомба замедленного действия. Рано или поздно она взорвется. Лучше иметь подругу на стороне, так сказать, запасной аэродром.

— А что сказала бы ваша жена, услышав такое? — улыбалась Ева.

— Я могу ответить за Касьяновича. Знаете анекдот? — Шандобыла сделал паузу, понизил голос: — Вечер отдыха в заводском Доме культуры. Все с женами. Парторг со своей, профсоюзный лидер — тоже. Муж ее говорит: «Смотри, вон любовница директора завода, а вон та химическая блондинка — подруга главного инженера». — «Признайся, милый, а твоя которая?» — «Моя? Вот эта смуглянка в красной кофте». — «Наша самая красивая», — говорит жена.

…Разгорался светлый и довольно теплый день поздней осени. Из местечка по дорогам и тропам во все стороны расходились люди. Ехали грузовики с веселыми продавцами — замочили удачную торговлю.

Расползались подводы — лошади охотно бежали домой, крутили педали велосипедисты, некоторые кирмашевцы шагали пешком. По песчаной дороге на Хатыничи неторопливо катили две «Волги» — первая черная, вслед за ней белая, как ночь и день.

Николай Шандобыла, сидевший рядом с водителем своей служебной черной «Волги», был доволен, что ярмарка прошла отлично, без всяких ЧП — так доложил ему начальник милиции. Председатель сельсовета устроил хорошее угощение: были и чарка, и шкварка, и чай из самовара.

Михаил Долгалев радовался, что повидался со своими молодыми друзьями-односельчанами, побыл среди людей, аппетитно пообедал, пил только чай — твердо держался: завязал так завязал, или как он говорил: я свой лимит выбрал, фонды кончились. А еще радовался, что купил жене теплую, красивую кофту.